Отправлено: 27.11.17 00:17. Заголовок: П - это подарок или...

Есть много слов начинающихся на букву П. И все они бывают разными. Радостными, грустными, страшными...Какое же будет слово? Ответ на этот вопрос и придётся найти Уиллу и его отцу

небольшое ответвление от ветки - Дурная Наследственность

 Отправлено: 30.11.17 17:44. Заголовок: Уиллу было больно, и..

Уиллу было больно, и с каждым разом мальчишка начинал дёргаться всё сильнее. Однако его постоянные крики, всё равно не трогали Генриха, или во всяком случае он старался сделать вид.
Уилл пишет:

цитата:

- Я не могуууу...не могууу...больше не надо

-Надо Уилл, надо! - проговорил он, раз за разом обрушивая розгу на виляющее тело - Если сейчас это не сделаю я, то потом может быть уже поздно. Ты должен хорошо запомнить что бывает за подобные выходки.

Конечно Генрих достаточно сильно приукрашивал, ведь за подобное порка казалась черезвычайно мягким наказанием, но тем не менее и она была очень болючей.

Совсем скоро на виляющей поверхности не осталось чистых мест, которые ещё не трогала розга и новые удары с той же силой. безжалостно посыпались на свежие полосы, соприкасаясь с другими, и причиняя ещё большую боль.

Казалось что вся та злость, которая хранилась в душе, и которая сдерживалась долгое время, наконец горячим потоком выплёскивалась на кожу Уилла, оставляя всё больше и больше обжигающих следов.

 Отправлено: 30.11.17 22:52. Заголовок: Задница парня, на ко..

Задница парня, на которой уже пожалуй не было живого места, казалось жила своей особой жизнью, сгорая в пламени боли и огня. С каждым ударом боль усиливалась и Уилл вовсю вихлял всем телом, дрыгал ногами, мотал головой, терся подбородком о лавку, тщетно пытаясь хоть немного облегчить, согнать, сбросить с тела хищную розгу, уменьшить силу её приложения, но конечно же из этого ничего не получалось. Попа сжималась всё сильнее, отчего страдания только увеличивались, а конец был ещё ох как далёк.


Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Надо Уилл, надо! - проговорил он, раз за разом обрушивая розгу на виляющее тело - Если сейчас это не сделаю я, то потом может быть уже поздно. Ты должен хорошо запомнить что бывает за подобные выходки.

- Я запомнил, я всё хорошо запомнил - взмолился парень, сжимая потными ладонями жесткую, мокрую от пролитой глазами жидкости, равнодушную к его слезам и рыданиям скамью - ай-яй-яй-ай...я больше не могууууу...я больше так никогда не буууудуууу...
Всё это напомнило ему себя в гораздо более нежном возрасте, когда он так же рыдал и канючил "не бууууудууу", вот только если это никак не помогало малышу, так уж надеяться на то что теперь, когда он уже юноша, это поможет, мог бы только блаженный. Блаженным Уилл никоим образом не был, но всё равно надежда тонким лучиком светила и горела в душе.

А розга не только всё продолжала и продолжала свою горячую пляску, обжигая зад Уилла жгучими поцелуями, но ещё и стала орудовать с особым азартом и силой, впиваясь в кожу, казалось проникая в кости и причиняя парню всё более и более сильную боль.

 Отправлено: 30.11.17 23:38. Заголовок: Генрих не обращал вн..

Генрих не обращал внимания на завывания сына, продолжая выписывать на мягкой поверхности всё новые и новые удары.
Это стандартное "не буууудууууу" канючат абсолютно все дети. И он это делал, и его отец, и дед. Да и от самого Уилла сколько раз он его слышал, однако порка заканчивалась, боль проходила и через какое-то время, бывало что и достаточно короткое этот рёв и эти обещания вновь разносились по дому.

Уилл пишет:

цитата:

Уилл вовсю вихлял всем телом, дрыгал ногами, мотал головой, терся подбородком о лавку, тщетно пытаясь хоть немного облегчить, согнать, сбросить с тела хищную розгу, уменьшить силу её приложения, но конечно же из этого ничего не получалось.

Если раньше, когда сын был маленьким, Генрих мог более часто менять розгу,что бы удары не казались такими уж долгими, но сейчас в этом не было необходимости и крепкие, хорошо замоченные розги делали своё дело как можно дольше.

Однако ещё через несколько ударов и громких криков стало понятно что дальнейшее наказание мальчишка не вылежит спокойно. Его растрёпанные волосы и красное от слёз лицо говорило само за себя. Генрих придирчиво осмотрел результат своих трудов. Полосок было уже не мало, и некоторые даже были очень яркими, но хватит ли их? Пройдет день, два и эта боль забудется и как и все обещания.

Генрих попытался прислушаться к себе. Чувствует ли он ещё злость глядя на этого беззащитного, вздрагивающего от боли при каждом ударе паренька? Наверное да, пусть немного но да, хоть и сам не в состоянии объяснить на что именно он злится. А нельзя, никак нельзя допустить что бы эта злость стала между ними.

Нанеся ещё три удара он внимательно наблюдал за реакцией сына, но ничего нового в ней не было. Более того он ещё больше убедился в своих подозрениях.

-Ладно, отдохни немного, потом продолжим, - проговорил он, откидывая в сторону пусть ещё и крепкую, но начавшую трепаться от сильных ударов розгу.

 Отправлено: 01.12.17 16:44. Заголовок: Боль всё усиливалась..

Боль всё усиливалась, новые и новые удары ложились на уже порядком потрёпанный зад, а потому становились всё невыносимее. С каждым новым ударом Уиллу казалось, что терпеть больше невозможно, что это предел того что человек может вынести, что хуже быть просто не может, но вслед, без всякого перерыва, следовал новый удар и он был ещё более болезненным и мучениям не было ни конца, ни края, и ему становилось всё хуже и хуже.
Парень уже не пытался сдерживаться, он орал и верещал во всю силу своих юных легких, крутился, дрыгал ногами, вертел бедрами, мотал из стороны в сторону головой, но боль всё нарастала и нарастала и казалось, что она никогда не оставит его, что она навечно подселилась в его теле, хищно вцепившись в его голые, беззащитные ягодицы и расползаясь по всему организму. Удары сливались, волнами обрушиваясь на него, окатывая с головы до пяток.
- Ууууу...ыыыыы...ааааа...яй - ай - яй - ай - выл и визжал Уилл, чувствуя свою полную беспомощность и беззащитность.
И вот оно...спасение? Спасение ли? И неужели его мольбы и просьбы услышаны? Нет, облом, это просто перерыв, причем наверняка очень короткий, но и за это как говорится, спасибо.

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Ладно, отдохни немного, потом продолжим, - проговорил он, откидывая в сторону пусть ещё и крепкую, но начавшую трепаться от сильных ударов розгу.

Уилл оторвал вспотевшие, и к сожалению для его зада, горячие ладони, от мокрой от слез скамьи и накрыл ими свою горящую и горячую попу, мечтая приложить к ним обильно смоченную в холодной воде холстину, как когда-то облегчала его страдания нянюшка...глаза юноши против воли устремились вслед за отцом, его руками, движениями, выражением лица, хотя последнего из-за пелены слез, застилавших глаза, рассмотреть никак не удавалось. Розга полетела на пол, но в бадье мокло ещё порядочное количество, предназначенных для его воспитания прутьев. Сама мысль об этом приводила в ужас, бросала то в жар, то в холод! Сказать, что стало полегче было бы сильным преувеличением, может даже наоборот, парня страшила, ужасала мысль, что снова на его уже измочаленные вдрызг половинки, к которым невозможно даже притронуться, обрушится град жутких, рассекающих ударов!

 Отправлено: 01.12.17 17:25. Заголовок: Лицо Генриха было со..

Лицо Генриха было совершенно спокойным. Оно не выражало ни злобу, ни ненависть, ни что либо ещё. Впрочем радости на нём тоже не было. Он молча наблюдал за действиями сына, переводя взгляд из стороны в сторону. Замоченных в бадье розг было конечно не мало, но использовать их все за один раз было просто нельзя. В конце концов его задачей было воспитание а не избиение до потери сознания. После порки им предстояло продолжить разговор, но уже о другом и в другом месте. И нужно было что бы Уилл смог хотя бы встать и дойти до туда.

Перерыв затягивался в тягостное молчание. от которого Генриху становилось не по себе. Конечно он понимал, что сын сейчас мало настроен на какой-либо разговор, да и что именно ему стоит сказать не знал, т.к всё необходимое было уже сказано, а повторяться лишний раз не имело смысла, но и чем себя занять тоже не знал. Возможно за относительно хорошее поведение можно было дать небольшую поблажку, но не отменить само наказание. Отойдя подальше, он стал перебирать розги, осматривая и думая над тем, какие ещё можно выбрать для продолжения воспитательной "беседы", но вскоре и это занятие ему наскучило. Да и чувствовал он себя при этом как-то неуютно, пугающе, хоть это и было невероятно глупо. Ведь ему то бояться было нечего.

Немного побродив по комнате, в которой всё же было прохладно, он приблизился к сыну. Теперь, когда он не махал усиленно розгой, и движения не согревали его, холод ощущался ещё сильнее, а это означало что нужно было или продолжать наказание, или уходить отсюда. Уходить было рано, да и продолжать тоже.

-Убери руки, я посмотрю что там, - спокойным, привычным тоном проговорил Генрих, присаживаясь на корточки рядом с лавкой. что бы было лучше видно. В руке у него ничего не было, а это означало что он действительно намерен только посмотреть.

 Отправлено: 01.12.17 23:06. Заголовок: Со страхом в душе и ..

Со страхом в душе и сжимающимся сердцем, Уилл наблюдал за тем, как отец возится около бадьи с розгами, любовно, как казалось ему, перебирает их, чуть ли не любуется на них. И на что это, зачем, почему? Неужто как можно более крепкую выбирает? Похоже на то... - Проносились тревожные мысли в голове у юноши.
Ладони легонько почёсывали горящую от боли задницу, но не могли существенно облегчить страдания, боль, хищно вцепившаяся в беззащитную плоть, уже не отпускала, а продолжала своё злое дело, словно огонь, сжигая пятую точку. Хотя в данный момент розга и не терзала Уилла, боль не уходила, не отпускала и от понимания того, что его наказание вовсе не окончено, становилось страшно, жутко, безумно кошмарно. Но что он мог поделать? Его мольбы, слезы, упрашивания, никогда не действовали даже в пору его нежного возраста по поводу сравнительно безобидных шалостей, ну, во всяком случае, безобидных по сравнению с тем, что он со своими друзьями учинили теперь. Парню было холодно, зубы стучали, тело покрылось гусиной кожей, ему казалось что он уже не отогреется никогда и только горящей заднице было невыносимо жарко, словно она жила особой, отдельной от всего тела жизнью и находилась в аду, где суровые архангелы поджаривали её на медленном огне за все грехи.

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Убери руки, я посмотрю что там, - спокойным, привычным тоном проговорил Генрих, присаживаясь на корточки рядом с лавкой.

Услышав слова, обращённые к нему, Уилл задрожал, понимая что столь короткая передышка, которая и облегчения-то толком не принесла, подходит к концу. Посмотреть или продолжить наказание - какая разница? Разве он что-то решает, разве от него хоть что-то зависит? Разве в его власти сказать "нет"? Он так или иначе обязан подчиниться и выполнить любое родительское требование, ибо выхода и выбора у него нет. Уже нет. В этой комнате он бесправен. А когда выход и выбор был, он же тоже сознательно им не воспользовался. Да, не воспользовался, ибо не мог поступить иначе, не мог навечно растоптать и зачеркнуть то, что их связывает, несмотря ни на что.
- Костер там, вот что - немного более злым и резким, чем он хотел голосом, произнес Уилл, с громадным трудом отрывая ладони от горячей, как печка, задницы и снова вцепляясь в жесткую скамью.
Попа, овеваемая легким ветерком, приносившем пусть крошечное, но облегчение, снова сжалась и приготовилась к новой порции боли и мук.

 Отправлено: 01.12.17 23:56. Заголовок: Уилл пишет: - Кост..

Уилл пишет:

цитата:

- Костер там, вот что - немного более злым и резким, чем он хотел голосом, произнес Уилл, с громадным трудом отрывая ладони от горячей, как печка, задницы и снова вцепляясь в жесткую скамью.

Тон сына совсем не нравился Генриху, впрочем если бы Уилл пел ему дифирамбы это казалось бы наверное более глупым. Ожидать этого было ещё глупее. Можно подумать сам он никогда не злился ни на кого во время наказаний. Злился, и ещё как, хоть и никогда почти не показывал этого.

Попа действительно горела, если можно было так выразится. Яркие красные полосы выстраивались в хороший рисунок, пролегая рядом, словно поленья в костре,в котором пламя перескакивало с одного на другое.

Генрих хорошо понимал что Уиллу сейчас больно, и будет лишь больнее с каждым ударом и что возможно действительно стоило отдохнуть, но на самом деле лучше не будет. Когда боль начнёт отходить, станет лишь больнее. Появятся синяки и просечки от сильных ударов, и бить по ним будет во много раз больнее.

-Ещё десятка два получишь и хватит с тебя, - уверенно проговорил он, отходя обратно к бадье и вновь перебирая розги. Он не торопился, что бы пусть и не надолго, на 1-2-3 минуты была возможность отдохнуть и приготовится к боли. Легче не станет, точнее станет, но не сейчас, однако в такой ситуации дорога была каждая секунда.

Он мог взять толстую розгу, которая явно бы не сломалась даже от сильных ударов, но вынести все 20 одной было тяжело. Они бы казались и ему и Уиллу вечностью, тем более что в таком состоянии он совершенно не хотел считать злополучными десятками. Выбрав несколько розг, средней толщины он вернулся к сыну.

-Смотри, всего 4 розги по 5 ударов на каждую и всё закончится. Поэтому постарайся расслабится как можно больше.

Конечно советовать или приказывать было достаточно легко. Сам Генрих никогда расслабляться при боли не умел, и не надеялся что Уилл это сделает, потому что при первых же ударах всё расслабление забывается, а при уже горящих ягодицах тем более, но хотя бы 1-2 удара возможно пройдут легче.

Все розги он разложил на небольшой стул, стоящий неподалёку. Взяв первую, он приблизился к Уиллу.

Вжжжик! Розга с противным свистом впечаталась в красные ягодицы.
Вжик! Следом за ней почти без промедления последовала вторая
Затем третья, четвёртая, пятая...

Удары быстро проносились один за другим, кусая уже исстрадавшуюся кожу, заставляя разгораться костёр всё сильнее, словно подкидывая в него сухих веток.

Генрих держал слово, как-только на попе оказалась пятая полоса, первая розга тут же полетела в сторону, давая мальчишке отдохнуть совсем немного пока в ход не пошла вторая. Он мог бы делать это и куда быстрее, не отвлекаясь даже на мелкие перерывы. И всё бы закончилось куда быстрее, но боль разливающаяся по телу была бы слишком сильной, которую выдержать было бы очень тяжело и это было бы куда хуже.

 Отправлено: 02.12.17 15:12. Заголовок: Время тянулось беско..

Время тянулось бесконечно, задница болела и горела как в огне, а холод вцепился во все остальные части его тела, кроме конечно задницы, ну и ещё пожалуй лица, но Уилл был готов лежать так ещё вечность, только бы розга вновь не принялась отплясывать на его многострадальных, сживающихся и полностью измочаленных, красных в полосочку половинках.

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Ещё десятка два получишь и хватит с тебя, - уверенно проговорил он, отходя обратно к бадье и вновь перебирая розги. Он не торопился, что бы пусть и не надолго, на 1-2-3 минуты была возможность отдохнуть и приготовится к боли. Легче не станет, точнее станет, но не сейчас, однако в такой ситуации дорога была каждая секунда.

Уилл застонал, заверещал что-то типа "не надо", хотя и знал что его стоны на отца не влияют и не могут его смягчить. Ещё целых два десятка - боже он не выдержит! Хотя - ну что значит не выдержит? Куда денется-то? Потеряет сознание, что ли? Было бы неплохо, но с ним такого ни разу ещё не случалось, он же не барышня. Впрочем, и с барышнями не случались бы такие вещи, если б они додумались снять с себя корсеты. А то что? Здоровые девушки, на балах всю ночь танцуют, на конях скачут, а как малейшее волнение - так хлоп в обморок! А всё почему? Во время волнения нужно глубоко дышать, инстинктивно, само собой, а корсет и не дает. Это всё ему Жени как-то объяснила, вот она тоже девушка, а корсетов не носит и никаких обмороков! Ну она девушка простая, из народа, ей работать надо, какие уж тут корсеты. А может ему не дышать, затаить дыхание? Не, не выйдет ничего с этой затеи, забудет он с первым же ударом розги, хотя он и так не очень то может дышать, сопли забили дыхание и всё равно не отъезжает, да уж...загадка.

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Смотри, всего 4 розги по 5 ударов на каждую и всё закончится. Поэтому постарайся расслабится как можно больше.

- Это очень много, очень, не надо больше - взмолился юноша, хотя и знал что ничего ему не поможет и всё что отец назначил ему, он получит сполна.

Расслабиться, конечно же, не получилось. Розга снова заплясала на его теле, с каждым новым и сильным ударом боль становилась всё невыносимее, ужаснее, она уже расползлась по всему телу, накрывая Уилла с головой, обрушиваясь на него подобно девятому валу. Парень не мог уже хоть немного сдерживаться, он вовсю верещал, орал, дрыгал ногами, шевелил бедрами, перед глазами поплыли красные пятна. Даже небольшие перерывы, когда розга менялась, он почти не замечал, так как боль уже не уходила, словно решила поселиться на вечное жительство, терзая ег тело. Считать удары и понимать, сколько осталось до конца, он не мог и ему казалось, что этот град бесконечен, вечен и ему суждено так лежать на этой ужасной скамье и мучиться, словно грешнику в аду. Вот такие они и есть наверное вечные мучения, о которых сладострастно и подробно повествовал его духовник. Правда, духовник повествовал о вечных загробных муках, а у него, Уилла, ад уже здесь, на земле.

 Отправлено: 02.12.17 19:42. Заголовок: Уилл пишет: Уилл з..

Уилл пишет:

цитата:

Уилл застонал, заверещал что-то типа "не надо", хотя и знал что его стоны на отца не влияют и не могут его смягчить.

Уилл пишет:

цитата:

- Это очень много, очень, не надо больше - взмолился юноша, хотя и знал что ничего ему не поможет и всё что отец назначил ему, он получит сполна.

Конечно он привык к этим стонам, но то ли недавняя грубость Уилла, то ли его поведение, то ли затянутость наказания, а может и всё вместе начали порядком раздражать. Какое всё-таки счастье что всё так хорошо закончилось. Это дома, где они находятся одни Уилл мог спокойно орать, брыкаться и верещать на весь дом. А если бы это было на площади? Конечно брыкаться ему бы там не позволили, но громкие крики и визги наверняка бы на долгое время запомнились и порадовали толпу.

-Ни скули, думать надо было головой, тогда бы не пришлось отвечать за свои поступки. Скажи спасибо что ещё не публичная порка! - достаточно грубым тоном огрызнулся Генрих, подбирая новую розгу и с той же силой впечатал её в вверх пылающих ягодиц, не обращая внимания на громкие крики.

Розга вновь и вновь заплясала на теле, выписывая тонкий узор. На этот раз он не только не сдерживался, но и предпочитал бить куда быстрее, делая совсем короткие перерывы.

На пол полетела вторая и треья розги. Оставалась лишь самая последняя. Казалось что ещё совсем не много, и всё, и эти мучения закончатся. Однако взяв её в руки Генрих остановился, ожидая пока сын хоть немного успокоится.


-Уилл, я не хочу что бы ты считал меня тираном или садистом. Да, я вынужден причинять тебе боль, но совсем не потому что это нравится мне, а потому что это нужно для тебя в первую очередь. Как ты видишь в моих руках последняя четвёртая розга. Что бы ни было, как бы я не злился, но я всегда держу слово и ты это знаешь. Если я обещал что она будет последней, она ей будет .

Конечно он не рассчитывал на то, что Уилл будет его слушать, и уж тем более на то, что мальчишка будет что-то понимать, но наверное ему хотелось просто немного выговорится, при этом дав возможность отдохнуть перед последними, жгучими ударами.

-Я хорошо знаю что тебе хочется приключений, тебе хочется чего-то большего чем всё то что у тебя есть. И это совершенно нормально. Редкие мальчишки живут спокойной жизнью. Ты умный, взрослый, да именно взрослый, ответственный. У тебя есть много положительных качеств и я уверен что ты добьёшься в жизни много успехов. Но Уилл, я прошу тебя только об одном, никогда. слышишь меня, никогда больше не иди против законной власти лишь потому что это тебе хочется. Всему своё время. Мы не вечны, и рано или поздно вы действительно встанете у власти, но не надо делать это при помощи переворотов. Они ничем хорошим не кончаются. Ни для народа, ни для самих захватчиков. Ты же изучал историю, ты знаешь чем оборачиваются подобные бунты. А если бы народ восстал? Думаешь они бы посмотрели на вашу неопытность, на ваш возраст, на ваше положение? Ты прекрасно понимаешь что столь малым количеством розг они бы не ограничились. Не надо обещать мне ничего, не надо орать не будуу и прочие заверения. Мне они ни к чему, я тебе верил, верю и буду верить всегда. Пообещай себе , в первую очередь именно себе, что ты никогда больше не будешь ввязываться в столь опасные авантюры, которые могут закончится куда опаснее чем обычная порка розгами.

Генрих помолчал ещё немного, сжимая в руках тонкий прут и отходя немного назад. И вот он, ещё один взмах, который казалось вновь останется пылающей болью на иссечённой коже, но розга ушла вверх, ударяя по спине, которую в отличии от ягодиц пусть и слабо, на закрывала одежда. Конечно боль была, но далеко не та, что мучила огромным горячим костром, заставляя орать и дёргаться от малейшего прикосновения.

Второй, третий, четвёртый, пятый. Удары быстро ложились на одежду один за другим. Казалось что вот-вот только был первый удар, и почти сразу же за ним послышался щелчок переламывающейся розги, которая полетела в сторону, а сам Генрих подошёл к изголовью лавки, проводя рукой по мокрым от пота и слёз волосам, убирая их с лица.

-Ну вот и всё малыш, больше не будет никакой боли. Вставай осторожней и пойдем пить чай со сладким пирогом.
Казалось что несмотря на невозможность время повернулось вспять. Уиллу вновь было не больше 10 лет, а тон Генриха был таким же как обычно. Добрым, ласковым, нежным. Возможно со стороны это казалось крайне глупо, но кому какое дело, до того как ведут себя люди, если они действительно счастливы. Он хорошо понимал что чувство боли не уйдет, что ближайшие дни Уиллу придётся спать на животе, и вообще садится придётся крайне осторожно, но тем не менее он хотел отвлечь его от боли именно сейчас, что бы она не утянула его в свой плен, ведь вернуться оттуда было бы куда сложнее.

-Давай, вставай осторожно, - мягко, но решительно повторил он, через какое-то время скидывая с себя любимый безрукавный камзол и укрывая им сына.

Генриху очень хотелось поговорить с ним, побыть рядом, но холодная комната с видом на истрепавшиеся и сломанные розги явно была не лучшим местом, поэтому он хотел увести его подальше отсюда. Не так важно куда, в гостиную или в любую другую комнату, главное что бы просто уйти отсюда. Но он понимал что после хорошей порки, когда болит всё тело встать крайне тяжело, а потому всё же не очень торопил сына, давая ему возможность сделать это самому.

 Отправлено: 03.12.17 00:05. Заголовок: Генрих Грэй пишет: ..

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Ни скули, думать надо было головой, тогда бы не пришлось отвечать за свои поступки. Скажи спасибо что ещё не публичная порка! - достаточно грубым тоном огрызнулся Генрих, подбирая новую розгу и с той же силой впечатал её в вверх пылающих ягодиц, не обращая внимания на громкие крики.

А пытка всё длилась, длилась и хотя вроде конец был обозначен, Уиллу казалось будто бы он никогда не придет, а он так и подохнет под розгами на этой жесткой, бездушной, пропитанной его слезами и соплями лавке. Отцу он не ответил. Да и что на это скажешь? Он уже обещал всё, что только мог, просил, умолял и это никоим образом не помогло ему, даже не смягчило наказания хотя бы чуть-чуть. А молчать под градом болезненных, словно режущих напополам тело ударов, слившихся в огромный ком боли и мук, он никак не смог бы, хоть будь порка публичной, хоть нет.

Вдруг парень почувствовал, что злые розги больше не терзают его тело и хотя боль не ушла и даже не уменьшилась, он смог вздохнуть, перевести дыхание и прижав к лицу рукав, щедро излил туда жидкость изо рта и носа, облегчив хоть эти страдания. Во внезапно наступившей тишине в комнате, Уилл услышал голос отца:

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Уилл, я не хочу что бы ты считал меня тираном или садистом. Да, я вынужден причинять тебе боль, но совсем не потому что это нравится мне, а потому что это нужно для тебя в первую очередь. Как ты видишь в моих руках последняя четвёртая розга. Что бы ни было, как бы я не злился, но я всегда держу слово и ты это знаешь. Если я обещал что она будет последней, она ей будет .

- Не нужно мне это, я и так всё понял, уже давно понял - немного более резко и дерзко, чем он хотел, проговорил юноша и накрыв попу потными и горячими ладонями, что отнюдь не облегчило горевший на ней костер, уже другим, жалобным тоном, добавил:
- Пап, ну не надо эту самую, четвёртую, я не могу, не могу больше.

Но отец не слушал его, а продолжал говорить. Но эти слова и этот голос уже звучали совсем по-иному, так как он привык и безмерно дорожил этим. Их отношения становились прежними, теми ради чего Уилл и согласился пойти в эту ужасную комнату, а не сбежал куда глаза глядят. Нотки отчужденности исчезли, холодный и чужой тон, от которого у юноши по коже шли мурашки, сменился на прежний, доверительный, понимающий, заботливый, внимательный, и от этого душевная боль начала испаряться, таять как снег на весеннем солнце, заживать.

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Я хорошо знаю что тебе хочется приключений, тебе хочется чего-то большего чем всё то что у тебя есть. И это совершенно нормально. Редкие мальчишки живут спокойной жизнью. Ты умный, взрослый, да именно взрослый, ответственный. У тебя есть много положительных качеств и я уверен что ты добьёшься в жизни много успехов. Но Уилл, я прошу тебя только об одном, никогда. слышишь меня, никогда больше не иди против законной власти лишь потому что это тебе хочется. Всему своё время. Мы не вечны, и рано или поздно вы действительно встанете у власти, но не надо делать это при помощи переворотов. Они ничем хорошим не кончаются. Ни для народа, ни для самих захватчиков. Ты же изучал историю, ты знаешь чем оборачиваются подобные бунты. А если бы народ восстал? Думаешь они бы посмотрели на вашу неопытность, на ваш возраст, на ваше положение? Ты прекрасно понимаешь что столь малым количеством розг они бы не ограничились. Не надо обещать мне ничего, не надо орать не будуу и прочие заверения. Мне они ни к чему, я тебе верил, верю и буду верить всегда. Пообещай себе , в первую очередь именно себе, что ты никогда больше не будешь ввязываться в столь опасные авантюры, которые могут закончится куда опаснее чем обычная порка розгами.

И Уилл понял, что его слова не нужны; отец по-прежнему верил, верит и будет верить в него, ему. Он доверяет ему, не считает его никчёмным, ничтожным, глупым, а Уилл со своей стороны, никогда больше не сделает так, как поступил в этот раз, Никогда. И не потому что побоится быть наказанным, неважно кем - от народного гнева, розги отца или властей. Он не сделает этого, уже хотя бы потому, чтобы оправдать доверие отца и не только при его жизни, но и после смерти. Всегда. Навечно.

Душевная боль уходила, покидая парня медленными, но уверенными шагами, а вместе с ней стало легче терпеть и физическую, хотя она-то никак не спешила не то что покидать его измученные половинки, а хотя бы немного ослабить свою хищную хватку.
Последние пять ударов прошлись по спине, до сих пор пор не тронутой розгами, к тому же по одежде, и потому были уже терпимыми, не такими страшными. Уиллу даже и поорать не пришлось, так...попискивал и визжал тихонько, больно же, хоть уже и терпимо.
Но был виден свет в конце туннеля и парень начал понимать, что эта жуткая для него порка, на самом деле да, подходит к концу. И обиды не осталось никакой, даже самой крохотной, он ведь сам виноват; натворил делов да ещё каких. Обидно и обида не рассасывается если это несправедливое, незаслуженное наказание, но Уилл не мог вспомнить такое от отца; от гувернера было, давно, ему было лет 8 или 9 и за это тот был незамедлительно уволен, без доброй рекомендации и лишён жалования за последний месяц. Уилл не знал в подробностях о чем отец и дед разговаривали с учителем, как распекли его, но он запомнил то теплое чувство спокойствия, защищённости и безопасности, окутавшее его, словно одеялом в холодную ночь.

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Ну вот и всё малыш, больше не будет никакой боли. Вставай осторожней и пойдем пить чай со сладким пирогом.

Отец стал прежним... полностью прежним - любящим и добрым. "Малыш..." как приятно и целительно для души, да и пожалуй тела, услышать это слово. Конечно, он уже давно не малыш и сам отец сказал это чуть ранее, но это не важно, ведь для родителей дети всегда остаются маленькими и сладкими лапочками, сколько лет бы им не было. И сколько бы лет не было ребенку, даже если он генерал или министр, живет в другом городе, а может быть стране, далеко не всё может рассказать о своей жизни, не может, не хочет и не должен сказать с кем и где проводит дни и ночи, имеет своих детей, он всё равно всегда нуждается в родительской любви, заботе, одобрении.
- Пойдем, папа - по детски, хлюпая носом, произнес всё ещё лечащий на лавке Уилл, но уже свесив с неё руки -попьем чаю, я пить очень хочу.
Только теперь юноша почувствовал, как он проголодался, ведь он ничего не ел и не пил со вчерашнего дня!

Медленно, с помощью отца юноша встал и прижавшись к нему, пошатываясь и цепляясь за спинку кресла, не присаживаясь, принялся, кряхтя и морщась, кое-как натягивать на себя некоторые из одежд, наименее болезненных для его изпоротых ягодиц; всё равно слуг тут нет, в гости тоже никто не приглашён, а значит совсем и не обязательно надевать на себя всю одежду и быть в полной форме.

 Отправлено: 03.12.17 01:28. Заголовок: Уилл пишет: - Пойде..

Уилл пишет:

цитата:

- Пойдем, папа - по детски, хлюпая носом, произнес всё ещё лечащий на лавке Уилл, но уже свесив с неё руки -попьем чаю, я пить очень хочу. Только теперь юноша почувствовал, как он проголодался, ведь он ничего не ел и не пил со вчерашнего дня! Медленно, с помощью отца юноша встал и прижавшись к нему, пошатываясь и цепляясь за спинку кресла, не присаживаясь, принялся, кряхтя и морщась, кое-как натягивать на себя некоторые из одежд, наименее болезненных для его изпоротых ягодиц; всё равно слуг тут нет, в гости тоже никто не приглашён, а значит совсем и не обязательно надевать на себя всю одежду и быть в полной форме.

Ну вот и всё. Генрих дождался пока сын хоть немного оденется, прихватив с собой остатки одежды и отправился на кухню. Еды в доме не было...Точнее она может и была, но совсем не в том виде и не та, которую хотелось бы ему. Изначально проверяя пустые полки он мысленно пообещал себе "прибить" пусть и в моральном плане всех слуг, но уже через минуту отказался от этой идеи. Нет. Что значит "прибить"? Его здесь вообще не было и этот дом по идее оставался на попечении Уилла. Генрих повернулся, оценивающе глядя на сына. Мда...Сейчас из него воспитатель пожалуй ещё хуже. Хотя с другой стороны кто сказал что нельзя подождать несколько дней? Или хотя бы до завтра. Или хотя бы немного помочь ему в этом деле?

Заварив крепкий чай и достав хотя бы небольшие запасы, он выложил их на стол. Самому есть хотелось не слишком сильно, но сына пожалуй покормить стоило. Конечно можно было выйти на улицу и купить хоть тех же пирожков у Марты, все ведь наверняка разобрать не успели, никто и никогда почти не скупал их в таком количестве, как это делали они, но нет...Не хотелось... Не хотелось даже на одну секунду расставаться с близким человеком.

Ему уже на всю жизнь хватило той злополучной поездки в "Тёмные Топи" на востоке Цертонии в которые он просто был вынужден уехать. Не хотел ведь, и погода портилась, и конь по дороге, почти у Оршау сбил подкову. Вернуться бы, но нет, его же погнала честь. Нужно было срочное присутствие на переговорах, а ни Виктория ни Северин не могли выехать. И чем кончилось? Тем что вернувшись через неделю он обнаружил, что Аннет больше нет с ним. Совсем нет, и никогда не будет. Что с ним происходило, он не помнил, точнее помнил смутно. Всё плыло перед глазами. В этом тумане он отправился в замок, заваливаясь в тронный зал, в который его как ни странно беспрепятственно пропустили.

Генрих не врал, после неожиданной милости он навсегда был верен Виктории и ничто в жизни ни тогда, ни сейчас не заставило бы его нарушить присягу, но во всём королевстве был лишь один человек жизнь без которого не имела никакого смысла. Ведь даже тогда он просил не ради себя, а ради неё... Сам он бы прожил хоть рабом, хоть изгнанником. Наверное согласился бы и на топор палача, но не хотел что бы её ждала та же участь.

Завалившись в тронный зал, он не спеша подошёл к Виктории, доставая из ножен меч. Он не хотел причинять ей вреда, и не стал бы, никогда бы не стал, но разве это важно? У него было лишь одно требование - арестовать его и казнить за нападение на королеву. Пусть даже и нападения не было, но жить не хотелось. К сожалению или к счастью Виктория не только не вызвала стражу, но и не стала запирать его. Выйдя из тронного зала, она приказала найти консорта, а затем...Затем вернулась обратно, одна. Она верила ему, не боясь оставаться наедине с тем, кто уже однажды предал её. Он не помнил то, о чем она говорила,слова разбегались, расплывались в тумане. Кажется убедившись в упёртости Виктории он собирался вскрыть себе вены, но она опять же не дала этого сделать. Неизвестно сколько прошло времени, но вскоре в зал ворвался Северин, осматривая происходящее. Дальше была пустота и тьма. Он не мог отличить правды от лжи, да и не хотел. Было не время и не место. Понадобилось достаточно не мало усилий и времени что бы он вновь смог жить как и прежде. И во многом это случилось благодаря сыну. Если бы не было Уилла он бы точно нашёл способ уйти вслед за той кого любил больше себя, больше своей жизни.

И вот сейчас, когда в Шехонских землях до них дошли новости о перевороте, мысли Генриха а так же злость короля почти мгновенно нарисовала картины, которые он не хотел видеть. Это уже потом, позже он вспомнил о том что мальчишкам нет 18, о том что по закону применить казнь нельзя, а если допустить арест, то к дню взросления уже сама Виктория (если жива и здорова) не позволит вынести этот приговор. Но это было позже. В первые минуты всё казалось другим, и даже убедившись в обратном, чувство тревоги никак не отпускало его. И лишь сейчас, когда всё было позади он начинал понемногу оживать.

Генрих помешивал чай, но его мысли были далеки отсюда. Руки словно жили своей жизнью, дрожа и не слушаясь его.

-Ты даже не представляешь как я за тебя испугался. Я думал я тебя больше никогда не увижу. Что мы не успеем, что вы...
Слов не было, заместо них в горле стоял ком. Генрих приблизился к сыну, обнимая его, хоть и стараясь не задевать следы на спине и не дотрагиваться до ноющих половинок. Он готов был стоять с ним так всю жизнь, забыв обо всём на свете. О еде. о замке, о Шехонии...

Им пришлось спешно срываться обратно, а это значит что он скорее всего он скоро, возможно даже в конце недели, а может даже и завтра утром вновь будет вынужден отправится с отрядом консорта. И на сколько они уедут? Хорошо если обернуться до Нового Года, а если нет? Если что-то случится опять. Причем не с ними, а здесь? С ними ничего не могло случится, разве что убьют, но это не так страшно, как казалось Генриху, куда страшнее знать что дома никто не ждёт и возвращаться будет некуда. Время летело вперёд, а он всё так и продолжал стоять рядом, сжимая его словно игрушку и не желая выпускать из своих объятий, боясь что тот потеряется, сломается, разобьётся. Из глаз медленно скатилась жгучая слеза, падая за шиворот Уилла. Мужчины не плачут, они должны быть сильными, должны быть примером для семьи, для общества. Это простые истины, которые Генрих знал с самого детства, но даже сильные могут ломаться, сталкиваясь с тем, что сильнее их. И именно сейчас был тот момент, когда он не мог, не то что бы не хотел, а именно не мог сдерживать в себе всё то, что копил все эти годы.

 Отправлено: 03.12.17 18:47. Заголовок: - Да, пап, совсем на..

- Да, пап, совсем наши слуги обнаглели - удивленно произнес Уилл, воочую увидев, что в доме, где погреба и ящики буквально ломились от обилия сьестных запасов, вполне достаточных, чтобы сытно пережить длительную и вражескую осаду,подкармливать гостей и всех тех, кто будет нуждаться в пище, почти нет никакой еды, кроме той, которую и в рот то взять нельзя, разве что подать нищему, да и то за неимением лучшего.
Варенья, соленья и копчения, заготовленные впрок в огромных количествах, пропали подчистую и даже ложки варенья или мёду не нашлось, что говорить - даже китайского чаю с трудом наскребли на сегодня и всё - даже если б они обжирались в три горла и кормили нашей пищей всю свою многочисленную родню, невозможно было бы оставить нас без пищи. Значит они продали наши продукты! Продали и денежки положили себе карман, воры и нахалы!
- Ну ничего, не переживай, я сегодня обойдусь тем, что есть, на один день нам вполне хватит, тем более гостей не ожидается.
Вот только наказывать и распекать слуг в таком состоянии...ну может к утру он будет в форме, подумал юноша не присаживаясь и ища глазами какую-либо подушку.

Глаза выцепили небольшую, но мягкую, бархатную подушку; Уилл положил её на кресло, но садиться не спешил. Парень прижался спиной к дверному косяку и молчанаблюдал за движениями отца. Судя по выражению лица, взгляду ушедшему внутрь себя, Уилл понял, что тот далеко отсюда, мысли его не здесь, он весь в том мире, куда ему сыну доступа нет. Впрочем, почему нет? Может быть...нет, скорее всего он думает о маме, о их любви, о том ужасном дне, когда вернувшись домой из похода он узнал, что его любимой женщины, жены, матери его сына, больше нет и никогда уже не будет. Потом уже, по прошествии времени, из перешёптываний слуг, Уилл понял, что после его рождения, Анет чудом осталась в живых и доктора категорически запретили ей даже думать о том чтобы становиться матерью во второй раз, но... Женщина не поверила, не послушалась их совета, она мечтала о дочке - нежной, доброй, синеглазой и светловолосой, о том как она сообщит любимому мужу весть о пополнении в семье, как они вместе порадуются и посмеются и скажут, как неправы были доктора. Но доктора, к большому сожалению, оказались совершенно правы...
Сам юноша плохо помнил лицо своей матери, но никак не мог забыть её голос и руки - нежные, заботливые, мягкие. Ему казалось, что такого ощущения тепла и покоя у него больше не было никогда.

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Ты даже не представляешь как я за тебя испугался. Я думал я тебя больше никогда не увижу. Что мы не успеем, что вы...

- Ну что ты, папа - дрогнувшим голосом произнес юноша, прижимаясь к родному, близкому человеку - вот же он я - живой и здоровый. Ничего страшного со мной не случилось, ты только не волнуйся. И королева никогда б не казнила нас, я знаю это, ты только не переживай.
Чай давно остыл, Уилл почувствовал на своем теле слёзы отца, он хотел успокоить его сказать что с ним всё в порядке в полном порядке но язык не подчинялся ему, впрочем, может быть, когда говорит душа, слова излишни...они всё стояли рядом, тесно прижавшись друг к другу и казалось читали мысли друг друга, как открытую книгу...

 Отправлено: 03.12.17 19:21. Заголовок: Как ни странно, но с..

Как ни странно, но слова понемногу успокаивали. Действительно, что он себя накручивает опять? Сколько раз он ругался по этому поводу со своим тестем, сколько раз он ругался с Северином, на тему того что нельзя замыкаться в себе и жить прошлым. Её всё равно уже не вернуть, а пока что ему есть ради чего, есть ради кого жить и этим надо воспользоваться. Было время когда король даже пытался подыскать ему жену, ведь мальчишке нужен не только отец, но и мать, но после твёрдой угрозы сделать что-нибудь с собой, оставив это на совести консорта, тот всё же прекратил попытки.

В жизни бывает много разных моментов. Весёлых, грустных. Тех которые мы вспоминаем с теплотой, или тех за которые нам бывает очень стыдно, тех которые не хочется рассказывать никому, но иногда это просто необходимо.

Неизвестно было конечно как отреагирует на это Уилл, но сейчас Генриху не хотелось что бы между ними была какая-то недосказанность, обида. И пускай он был уверен в том, что обиды не было, но просто хотелось поговорить, высказать всё, что копилось в его душе.

Уилл пишет:

цитата:

- Ну что ты, папа - дрогнувшим голосом произнес юноша, прижимаясь к родному, близкому человеку - вот же он я - живой и здоровый. Ничего страшного со мной не случилось, ты только не волнуйся. И королева никогда б не казнила нас, я знаю это, ты только не переживай.

-Знаю я, Уилл, знаю. Если уж она нас под топор не отправила, то и вас тем более. Виктория умная, мудрая и невероятно добрая женщина....

Кого это "нас" он никогда не рассказывал, да и было это ещё до рождения Уилла. Даже его тесть, с которым они не редко ссорились в определённый период жизни при всей своей не любви к зятю был человеком чести и считал что ребёнку это знать не стоит.

Честно сказать он даже не думал услышит его Уилл или нет, казалось что они оба сейчас пребывали в каком-то неведомом, необычном мире.

Генрих отпил остывший чай, слегка скривившись и отодвинул его подальше. Вообще-то он не любил вспоминать и возвращаться к наказаниям. Что было то было, даже в шутку он старался не упоминать о проделках сына если тот был рядом. Не потому что стыдился или боялся чего-то, а потому что не хотел обижать его, ведь за каждой такой проделкой стояла боль. И это чувство совсем не казалось смешным. Но похоже сегодня ему придётся отступить от своих правил.

-Уилл, постарайся меня выслушать очень внимательно. Я не зря так беспокоился о тебе, и не зря был таким резким. Возможно конечно ты меня не поймешь, а может и поймешь, но в любом случае я хочу рассказать тебе одну удивительную историю. Я никогда и никому её не рассказывал, но я хочу что бы между нами не было тайн, не было недосказанности. Я говорил что понимаю тебя, понимаю что тебе хочется приключений и прочего. И это действительно так. Я сам когда то был таким. Пусть и немного старше чем ты, но всё же...

Генрих замолчал, собираясь с мыслями и думая о том, как ему лучше начать своё повествование.

 Отправлено: 03.12.17 22:51. Заголовок: Негромкий голос отца..

Негромкий голос отца прорезал тишину и Уилл повернулся лицом к нему, ловя каждое слово:

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Знаю я, Уилл, знаю. Если уж она нас под топор не отправила, то и вас тем более. Виктория умная, мудрая и невероятно добрая женщина....

- Ну вот, папа, ты же понимаешь как наша королева добра, мудра и видит человека насквозь; она же знает, что мы...ну не последние подонки, что ли...и вот да, она...она не такая, она никогда не казнит человека, если это конечно, не отъявленный негодяй-разбойник типа Джима Т., который в поисках золота подстерег около леса карету и зверски растерзал до смерти всех, кто там находились, молодую маму и папу, младенца, двух крохотных девчушек, кормилицу, нянюшку и двух стариков слугу и дальнего родственника, да ты наверняка слышал об этом жутком происшествии.
- Пап, а вас за что, ты о чём - удивлённо спросил парень, поднимая бровь в несказанном удивлении. А может это он что-то не расслышал?

Отец помолчал какое-то время, будто вспоминая о своем, выпил уже давно остывший чай, вслед за ним это же самое действие произвел Уилл, не ощутив во рту никакого вкуса и заговорил снова, будто бы готовился сказать что-то самому себе нечто очень важное, возможно то, что мучило его, то что он носил в своей душе долгие-долгие годы.

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Уилл, постарайся меня выслушать очень внимательно. Я не зря так беспокоился о тебе, и не зря был таким резким. Возможно конечно ты меня не поймешь, а может и поймешь, но в любом случае я хочу рассказать тебе одну удивительную историю. Я никогда и никому её не рассказывал, но я хочу что бы между нами не было тайн, не было недосказанности. Я говорил что понимаю тебя, понимаю что тебе хочется приключений и прочего. И это действительно так. Я сам когда то был таким. Пусть и немного старше чем ты, но всё же...

- Пап, я всегда тебя очень внимательно выслушаю и постараюсь понять. Да нет, не постараюсь, а пойму, всегда пойму, что бы ты мне не сказал и чтобы это не было - промолвил Уилл и затаив дыхание приготовился внимать рассказу отца.

 Отправлено: 04.12.17 01:02. Заголовок: Уилл пишет: - Пап, ..

Уилл пишет:

цитата:

- Пап, а вас за что, ты о чём - удивлённо спросил парень, поднимая бровь в несказанном удивлении. А может это он что-то не расслышал?

Уилл пишет:

цитата:

- Пап, я всегда тебя очень внимательно выслушаю и постараюсь понять. Да нет, не постараюсь, а пойму, всегда пойму, что бы ты мне не сказал и чтобы это не было - промолвил Уилл и затаив дыхание приготовился внимать рассказу отца.

Генрих усмехнулся. Беззаботность и оптимизм сына всё же поражал. Как ни странно но он даже услышал то, что Генрих хотел сказать и теперь смотрел на него с явным любопытством, словно ожидая рассказа какой-нибудь интересной истории или сказки. Правда это была не сказка, а жизнь.

Немного помолчав, он всё же собрался с мыслями, думая о том, как и с чего лучше начать, но потом заговорил вновь.

-Давно это было, тебя ещё на свете не было, но я уже был женат и мы уже ждали твоего появления. Как ты помнишь, мой отец был хорошим войном, погиб во время одной из военных операций, потому что не смотря на высокое звание и пост командира стремился быть в первых рядах, показывая и воодушевляя личным примером. К сожалению для него этот пример стал последним, но сейчас не об этом. Я всегда гордился своим отцом, хотел быть похожим на него, поэтому поступил на военную службу. Я старался, я хотел быть похожим на него, делать всё так же честно, правильно и достаточно быстро поднялся вверх по карьерной лестнице. Командир королевского гарнизона сэр Раус был уже не молод, ему давно хотелось провести свою спокойную безбедную старость в окружении детей и внуков, но он никак не мог найти нормального приемника. У самого у него злой воле судьбы было лишь трое дочерей.У старшей из них было конечно двое сыновей, но на ту пору мальчишки были слишком малы. Одному было год, а второму..,Второму кажется пять или семь, не помню. В общем как понимаешь приемника у него не было.
Он очень долго присматривался и в конце концов его выбор остановился на мне. Я был рад, счастлив, думал о том, что твой дед наверняка бы гордился мной. Прошло ещё несколько месяцев. Он успешно передал мне все дела, Виктория подписала приказ. Она тогда совсем ещё недавно взошла на трон. Это был второй год её правления. Сам понимаешь я хоть и был на службе, но с ней виделся довольно редко, да и с любыми другими живущими в замке, хотя определённые знакомства были.

Генрих замолчал, делая небольшую паузу, а затем продолжил
- Так вот всё было хорошо, вскоре после назначения, примерно через 3-4 месяца Аннет сообщила мне что я стану отцом. Оказывается она давно уже хотела мне это сказать, но не могла найти нужное время и нужные слова. Ну как давно, с месяц наверное точно. Я и сам начал замечать что у неё что-то не то со здоровьем, но думал что это работа, она ведь отказалась сидеть дома, всё равно ходила торговать на базарную площадь. Или погода...В общем не важно... Важно то что я был счастлив. Я готов был уделять ей очень много времени, по мере сил, готов был работать что бы ни она, ни ты ни в чём не нуждались. И хотя мы тогда поругались, но кажется она вняла моим мольбам, согласившись сидеть дома. Прошёл ещё месяц. Я стоял возле караульных помещений, проверяя документы. Было утро, все стражники давно уже сменились, и разошлись по своим делам. Вот тогда ко мне и подошёл...

Генрих вовремя захлопнул рот, понимая что если на него нахлынуло откровение, то это не значит что нужно "сдавать" ещё и Северина. Во всяком случае не сейчас.

-Подошёл ко мне один из советников Виктории. Достаточно мелких советников, занимающих определённую лишь должность, но с достаточно большими амбициями и планами. Его план был прост. Он хотел власти, хотел как он выражался улучшить жизнь народа, т.к Виктория в силу своей неопытности и молодости не может справится со всем...

Проговорив это он мысленно усмехнулся, вспоминая что теперь он и сам не в силах справится со всем, а так же о нежелании носить корону, но тогда..Тогда всё виделось иначе.

-В общем как ты понимаешь он предложил бунт. Поскольку мне подчинялась стража и все гвардейцы столицы, то лучшего помощника ему было не найти. Я до этого встречался с ним несколько раз. Не скажу что мы были друзьями, скорее отношения были нейтрально-вежливыми. Он что-то там говорил, расписывал и ты знаешь неожиданно я поддался ему. Пусть и не сразу, но я поддался на его уговоры. То что он мне предлагал, ту жизнь которая у нас могла бы случится была намного выше чем то, что я имел. Всё что я имел мне досталось слишком легко, поэтому я не умел и не хотел ценить это. Какое-то время у нас ушло на подготовку и однажды летним утром в рассветном мареве при смене ночного караула, замок был взят. Мы провели это достаточно тихо, почти без жертв. Всех кто был не согласен с положением дел, я просто не выставил в ту ночь и утро. Понимая что на следующую смену что либо изменить будет уже нельзя. Те кто попытался предать или соскочить были тихо обезврежены, но убивать я не позволил. Нам не нужна была паника, нам нужна была именно тишина.

Генрих снова замолчал, собираясь с мыслями, а затем встав, зачерпнул холодной воды, выпивая её и немного морщась. Вода была слишком холодной.

-Взяв нескольких крепких солдат, он отправился к королеве, объявить о захвате замка и о вступление в права власти. Не знаю что там у них было, но через какое-то время Виктория оказалась запертой в тюремной зале. Она тогда ещё разделялась на несколько камер. Что там было...Много всего, но факт в том что она осталась полностью во власти захватчиков. Я знал что она жива, здорова, относительно...Но особо меня тогда ничего не интересовало. Интересовали лишь те богатства и та власть, которую мы получили в свои руки. Имея на руках те деньги, не то что Аннет, вся столица могла вообще не работать, впрочем как я убедился по собственным стражникам они и не шибко стремились. Отмечая удачное начало правление эти идиоты дорвались до мяса и вина, предпочитая устроить пир. В конце концов Виктория заперта надёжно, и явно в очень подавленном состоянии, поэтому охранять её смысла нет. В чём-то они были правы. Виктория никуда не делась из камеры, но случилось то чего никто не ожидал. Один из слуг выбрался за ворота замка. Хоть изначально он и был закрыт, но следить же "не за кем"...В общем подгадал момент, когда охрана отвлеклась и дал дёру. Его даже не заметили, да даже если бы и заметили не смогли бы догнать. По его личным словам, он надеялся добраться до первого пристоличного гарнизона, который в пяти днях пути к юго-востоку от города. Видел же наверное это место. Вот туда он и отправился, но не дошёл. На пути ему встретился возвращающийся отряд, который ещё в начале весны, был отправлен на подавление беспорядков на западных окраинах королевства. Отряд скажем был не без потерь, и явно в уставшем состоянии. Они одни бы не смогли ничего сделать, но вместе с ними был отряд рыцарей паладинов, которых вёл Ирвайн. Они присоединились к ним позднее и сам понимаешь что отличались большей силой и выносливостью. В общем на утро шестого дня в ворота замка ударили дружным строем. Лучники, которые имели именно осадные луки и были более подготовлены, быстро сняли нашу оборону. Конечно первое время мы пытались сопротивляться, но когда они прорвались внутрь, я понял что это бесполезно. Или мы сдаёмся или нас прикончат прямо здесь. Я выбрал первое, отдав приказ сложить оружие. Все кто находился на территории замка были арестованы. Виктория была освобождена и заняла свой законный трон.

Весь день мы провели в томительном ожидании. На утро двери камеры распахнулись и нас вывели. Я не сразу понял куда именно нас всех ведут и не понял зачем. Лишь оказавшись на центральной площади при большом скоплении народа и виде палача моё сердце бешено забилось. Я думал что это конец. Что сейчас появится Виктория и главного зачинщика бунта, которого тоже приволокли туда, но чуть раньше, казнят, а потом возьмутся за нас. Зазвучали трубы, появилась Виктория. Глашатай вышел вперёд. Всё было так, как обычно, но в последнюю секунду приговор казни, к изумлению для всех сменился на вечное изгнание без права появления в столице. И самое удивительное, что касался он лишь его. Про меня и про остальных вообще не было ни слова. Народ раздосадованный тем, что у него отобрали зрелище, расходился, нас тоже увели обратно.

Что было дальше с приговорённым Генрих специально не стал упоминать, что бы не было лишних подозрений, хоть и понимал что эта недосказанность ещё выльется в больший ряд вопросов. Однако сейчас было важно пересказать главное.

- Нас снова заперли, конечно приговор не обошёл никого, все своё получили, но если все стражники в основном действовали по моему приказу, и были не особо виноваты, ну кроме очень уж отличившихся, то я как понимаешь был виноват куда больше. Я думал, очень много думал о том, что будет со мной, о странном поведении Виктории, но не мог ничего предположить. Ответы на свои вопросы я нашёл на следующее утро. Правда уже не на центральной, а на гвардейской площади. Её ты тоже не раз видел. Так вот за нарушение присяги, за участие в бунте и за всё-всё-всё...Я тоже приговаривался к вечному изгнанию, а так же лишению всех наград и званий. Из успешного командира гарнизона я стал никем. Я даже не представлял чем я буду заниматься. Я не умел ничего кроме военного дела, а какие у меня отношения с земледелием ты и сам хорошо знаешь.

Генрих усмехнулся, посмотрев на сына и продолжил
- В общем тогда, там при всех, с моей формы были срезаны погоны и отличительные знаки. Награды в мирное время я не носил, да и не скажу что их было очень уж много. Так, несколько...Теперь моя жизнь виделась совсем не такой яркой и безоблачной как вначале. Я хорошо понимал что в обычной жизни мне просто не будет места, а так же и то, что переезд может быть опасен для Аннет. Её здоровье было слабым и даже если бы мы уехали к её родителям или куда дальше, нам бы было тяжелее во много раз. Я хорошо понимал это, а потому стоя там, на коленях, уже без всех знаков, я обратился к Виктории с мольбой. С просьбой оставить меня в гарнизоне. Я готов был работать день и ночь, готов был всю жизнь работать без наград, без званий, без всего, лишь бы остаться здесь. Хотя бы года на два-три, пока мы не будем готовы к переезду. Скажу честно, тогда я не надеялся ни на что, я действовал скорее на эмоциях, но...Но она действительно пощадила меня, позволив остаться. Правда прощать подобное просто так тоже было нельзя. А потому буквально через полчаса я услышал новый приговор. Первая часть была та же, я лишался всего что было, но с правом остаться и дальше в рядах стражников и ещё...Ещё я приговаривался к 15 ударам кнута. Никогда не видел как им орудует палач?

Публичные порки были не редкостью, но чаще они проводились при помощи розг или плети. Кнут использовался лишь в исключительных случаях, да и то, их было несколько. Тот, с которым он вышел тогда был намного грубее, длиннее и толще. Почти каждый удар сразу же рассекал кожу, пробивая до кости и оставляя длинные следы, заставляющие мучатся от невыносимой боли.

Немного помедлив, Генрих расстегнул свою любимую рубашку, снимая её и повернулся спиной к сыну. На его спине хорошо виднелись старые изогнутые шрамы, которые даже через столько лет не заживали. Конечно не все, сейчас их было видно меньше, наверное 7 или 8, да возможно и они бы зажили если бы он в своё время так не рвался на работу, и не ввязывался во всё что только можно. Взять хоть один из случаев, который был под Новый Год. Вообще-то Генрих должен был отдыхать, т.к буквально утром сменился с караула, но один из его приятелей, который должен был заступать свалился дома с высокой температурой, а заменить его как назло оказалось некем. После небольшого и непродолжительного спора с командиром гарнизона, Генриху всё же удалось добиться разрешения на вторую смену. Всё было спокойно, и лишь под конец,когда они вскоре должны были возвращаться, патруль умудрился попасть в засаду. Засада строилась лишь на них, но на пути неожиданно оказалась маленькая девочка. Она оказалась там случайно, Побежала за убежавшим щенком и едва не попала в уготовленную ловушку. Генрих не думая ни о чем, бросился вперёд, в последнюю секунду выталкивая её в сторону и накрывая собой. Конечно побежавшие товарищи быстро скрутили негодяев, но его спина вновь оказалась в ранах. Девочку отвели домой, его быстро доставили в лазарет. Выйдя оттуда на следующее утро, он умудрился столкнуться у ворот замка с приехавшей Викторией, которой уже доложили обо всём и которая пообещала лично ещё раз запереть его в камере если он и дальше будет так сильно рваться на подвиги. Пришлось дать слово, что не будет рисковать собой. Вообще-то за подобное и при подобных ранениях полагался отпуск, но она хорошо понимала что тот откажется. Жалованье было не велико, Аннет уже не могла работать, да и урожай в том году был так себе, поэтому надеяться на её родителей приходилось мало. Поэтому отпуск Виктория заменила хорошей премией, но на счёт камеры всё же повторила несколько раз и довольно настойчиво.

- Ну вот, как-то так...Потом через некоторое время, когда Северин стал королём, он взял меня в свой отряд, и моя жизнь вновь сменилась в лучшую сторону, - закончил Генрих, совершенно забываясь от воспоминаний.

При чём тут вообще был Северин, за какие заслуги он его взял, почему именно его было непонятно. Или почти непонятно?

 Отправлено: 04.12.17 19:33. Заголовок: Затаив дыхание и ни ..

Затаив дыхание и ни словом ни жестом не перебивая отца, Уилл слушал рассказ о не так давно минувших временах, когда отец был юн и пылок. Картины всего происходящего, как живые, стояли перед глазами Уилла. По мере того как отец говорил ему обо всем, что натворил когда-то, сам юноша отчетливо осознал почему же отец так боялся за него, насколько губительными могут быть подобные вещи и в какое ужасное положение они могут привести и как сильно отец любил, точнее до сих пор любит, свою покойную жену, его мать. Сколько нежности, тоски и теплоты звучат в его голосе, когда он упоминает о ней и произносит ее имя...
- Пап, я так хорошо понимаю как ты настрадался и напереживался тогда - дрогнувшим голосом, произнес Уилл - и ещё раз убедился, какая всё же у нас королева мудрая и добрая. Ведь будь она не такая...даже страшно подумать, что могло бы быть.
А отец продолжал и от сказанного им по коже у Уилла поползли мурашки, а в животе заворочался ком от ужаса и сопереживания.

Генрих Грэй пишет:

цитата:

- В общем тогда, там при всех, с моей формы были срезаны погоны и отличительные знаки. Награды в мирное время я не носил, да и не скажу что их было очень уж много. Так, несколько...Теперь моя жизнь виделась совсем не такой яркой и безоблачной как вначале. Я хорошо понимал что в обычной жизни мне просто не будет места, а так же и то, что переезд может быть опасен для Аннет. Её здоровье было слабым и даже если бы мы уехали к её родителям или куда дальше, нам бы было тяжелее во много раз. Я хорошо понимал это, а потому стоя там, на коленях, уже без всех знаков, я обратился к Виктории с мольбой. С просьбой оставить меня в гарнизоне. Я готов был работать день и ночь, готов был всю жизнь работать без наград, без званий, без всего, лишь бы остаться здесь. Хотя бы года на два-три, пока мы не будем готовы к переезду. Скажу честно, тогда я не надеялся ни на что, я действовал скорее на эмоциях, но...Но она действительно пощадила меня, позволив остаться. Правда прощать подобное просто так тоже было нельзя. А потому буквально через полчаса я услышал новый приговор. Первая часть была та же, я лишался всего что было, но с правом остаться и дальше в рядах стражников и ещё...Ещё я приговаривался к 15 ударам кнута. Никогда не видел как им орудует палач?

- 15 ударов, господи - сглотнув слюну, произнес Уилл, облизав сухие губы - да уж...довелось видеть и не раз.
Видел Уилл, как приговорённых преступников привозят на площадь, как с дрожью, мольбами, проклятиями или в полностью невменяемом от страха состоянии, поднимаются они по крутой лесенке на помост для принятия лютого наказания; как глашатай зычным голосом читает приговор ( Виновен в_______приговаривается к_______ударам кнута ). Приговоренного привязывают к скамейке за шею, а потом сильно прикручивают за ноги пониже колен. И экзекуция начинается! Расправив кнут, прикреплённый к толстой, длинной рукоятке, кожаный ремень с сыромятным, твёрдым и острым как кость, согнутым наподобие жёлоба хвостом, палач выдохнув протяжное "И - й - эх", стегает. На спине приговорённого вмиг вспыхивает кровавая, словно прочерченная тупым ножом полоса. И всё повторяется - палач, примеряя кнут по руке, пятится к стене, а затем взяв короткий и стремительный разбег, словно гигантский петух, подпрыгивает на месте; описав рукой с кнутом полный круг над головой, ударяет с оттяжкой. Наказуемый орет, резко до выдоха, на пока ещё почти белой спине, от плеча к плечу возникает и разбухает огромный, толстый рубец, похожий на кровавую верёвку. И снова удар повторяется. После пятого удара кнут меняется - слишком мягкий, может не так больно, а палач намеривается честно выполнить свои служебные обязанности, доставить как можно более боли и страданий. Почти никто ещё не уходил оттуда на своих ногах. Да что говорить? После нескольких ударов наказуемые обычно теряли сознание, их окатывали холодной водой, приводили в чувство и под одобрительный гул толпы продолжали экзекуцию.
Но одно дело видеть на лобном месте чужих, к тому же часто на самом деле более чем заслуживших мучения людей ( иных из них и людьми-то назвать трудно, как например, ударивший мёрзлой, мертвой курицей по голове собственную маленькую дочку, едва взятую от кормилицы, отчего она спустя сутки скончалась, мужика), а другое когда в таком положении мучится от боли, на потеху низким душам, родной отец.
Парень осторожно и нежно, словно рубцы на спине отца были нанесены только сегодня, притронулся ладонью к этим немым и вечным свидетелям, тем которые уйдут только вместе с ним самим и бережно погладил их.
- И вот народ - думая о чем-то важном, промолвил Уилл, справившись с волнением и слезами - не могу я этого понять, развлечение нашли...тоже...знаешь, я сам, что греха таить, поглазеть приходил, даже шутил: "Ну ничего, когда дрова рубят, дереву больно, зато топору жарко!", но всё ж...ну вот что за удовольствие пялиться на то, как кто-то мучается, рыдает, стонет, как течет кровь, рубят головы, казнят. Особенно все бегут полюбоваться если секут, либо казнят не какого-то там разбойника с большой дороги, беглого каторжника или бедолагу-должника, а графа, барона там или маркиза. Вот даже в лютый мороз площадь полна народу. Ради чего стоят, мерзнут, давятся? А ведь казни и порки, как и бабы, почти ничем не отличаются друг от друга. А ой как хочется честному народу отведать барской, бабьей сладости; поглазеть, как вопит, крутится на лавке или катится с плеч голова князя либо барона. И мясо одно и кровь одна, а интересно. Смотрел я на людишек этих...вот сгорает от любопытства и нетерпения какой-то кривобокий недоносок, проталкивается с грязным мешком с рынка на площадь. Или ещё сопливая баба с ребенком на руках. Крови аристократа ей жаждется понюхать! Торговала бы себе пирогами, старьем или ещё чём-то там.

А отец продолжал свой рассказ о тяжелом прошлом и Уилл преисполнялся гордости за него, трепета, понимания всего того, почему произошло то что произошло сегодня, в этой неприятной, наполненной болью и мукой для него комнате.
- Ты герой, папа - медленно и почтительно произнес Уилл, осознав, как много пришлось пережить и перестрадать отцу - ради чужого ребенка рисковал собой, своим здоровьем, жизнью...подверг себя новым и горьким мукам. Я просто восхищаюсь тобой, счастлив что ты мой отец и изо всех сил попытаюсь стать тебе достойным сыном!

Генрих Грэй пишет:

цитата:

- Ну вот, как-то так...Потом через некоторое время, когда Северин стал королём, он взял меня в свой отряд, и моя жизнь вновь сменилась в лучшую сторону, - закончил Генрих, совершенно забываясь от воспоминаний.

- А Северин причем тут? - удивился Уилл, разведя руками и недоумевая - вы с ним раньше ещё познакомились и подружились? Он ведь не мог не знать про всё это.

 Отправлено: 04.12.17 20:22. Заголовок: Уилл пишет: - Ты ге..

Уилл пишет:

цитата:

- Ты герой, папа - медленно и почтительно произнес Уилл, осознав, как много пришлось пережить и перестрадать отцу - ради чужого ребенка рисковал собой, своим здоровьем, жизнью...подверг себя новым и горьким мукам. Я просто восхищаюсь тобой, счастлив что ты мой отец и изо всех сил попытаюсь стать тебе достойным сыном!

-Тоже мне герой...- немного смущаясь буркнул Генрих. - Я вообще тогда по моему не думал ни о чем, действовал чисто на инстинктах, уже когда новая боль пронзила спину, раскрывая затянувшиеся швы я успел о чем-то подумать, но было поздно, я просто потерял сознание и очнулся уже в лазарете поздним вечером. Думаю что ты на моём месте поступил бы так же, да и любой нормальный человек так же поступил.

Генрих с улыбкой посмотрел на сына, но новый вопрос заставил его вспомнить о происходящем.

Уилл пишет:

цитата:

- А Северин причем тут? - удивился Уилл, разведя руками и недоумевая - вы с ним раньше ещё познакомились и подружились? Он ведь не мог не знать про всё это.

Действительно при чем тут консорт? В подобный отряд берут как правило "своих" людей, тех кому полностью доверяют не только какие-то дела или документы, но и в первую очередь свою жизнь. И вряд ли бы бывший клятвопреступник был лучшей кандидатурой для правой руки консорта. Люди часто не доверяют и тем кого знают давно, а уж тут тем более. Но как бы то ни было отвечать всё же было надо. Конечно это была не его тайна, но он любил, гордился и доверял своему сыну. Пусть тот иногда выкидывал совершенно немыслимые, невозможные выходки, но парень мог понимать и мог учиться на своих ошибках.

- Только Гастильону ни слова. Виктория хорошо в своё время поработала скрывая от всех от кого только можно было скрыть этот факт, Ты же сам понимаешь что на ту должность, на которой я нахожусь не берут чужих, тем более простых стражников, тем более с такой репутацией. Но было одно но...Помнишь я говорил про зачинщика бунта, которого оставили на площади, заменив казнь вечным изгнанием.

Генрих сделал небольшую паузу, а потом посмотрел на сына
-Так вот его звали Северин...
Произнеся эту достаточно короткую фразу, он замолчал, ожидая реакции, впрочем вполне догадывался какой она может быть.

 Отправлено: 04.12.17 23:21. Заголовок: Генрих Грэй пишет: ..

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Тоже мне герой...- немного смущаясь буркнул Генрих. - Я вообще тогда по моему не думал ни о чем, действовал чисто на инстинктах, уже когда новая боль пронзила спину, раскрывая затянувшиеся швы я успел о чем-то подумать, но было поздно, я просто потерял сознание и очнулся уже в лазарете поздним вечером. Думаю что ты на моём месте поступил бы так же, да и любой нормальный человек так же поступил.

- Возможно и так - произнес, немного подумав Уилл и с горячностью добавил - но! Пап, если на инстинкте человек поступает хорошо, благородно, по-рыцарски, идет в бой за святое дело, справедливость или спасать кого-то, не думая о себе и наградах, а наоборот, рискуя собой, здоровьем, деньгами или жизнью, то он и есть герой, да, самый настоящий герой!
- А я как бы поступил в такой ситуации - немного замялся и покраснел Уилл - Ну не знаю, возможно что и так же, ну я же твой сын, правда?

Генрих Грэй пишет:

цитата:

- Только Гастильону ни слова. Виктория хорошо в своё время поработала скрывая от всех от кого только можно было скрыть этот факт, Ты же сам понимаешь что на ту должность, на которой я нахожусь не берут чужих, тем более простых стражников, тем более с такой репутацией. Но было одно но...Помнишь я говорил про зачинщика бунта, которого оставили на площади, заменив казнь вечным изгнанием.

- Нет, я ничего не скажу никому из того, что ты мне рассказал, ни принцу, ни Жени, и вообще никому другому - решительно произнес Уилл, затаив дыхание и ловя каждое слово отца.
- Помню, конечно помню, да, ты мне сказал про зачинщика - изгнанника.
- Он до сих пор так и мается там? - кивнул головой юноша, не поняв какое отношение имеет незадачливый участник бунта к королю.

Генрих Грэй пишет:

цитата:

-Так вот его звали Северин...

Тут настал черед Уиллу удивиться, да так что глаза готовы были вылезти из орбит. Парень даже не удержался на ногах, а плюхнулся побитой пятой точкой в кресло, что заставило его сморщиться и выдохнуть, хотя на сиденье лежала заботливо подложенная, для себя любимого, подушка.
- Король? Зачинщик бунта? Но как...как...как он мог стать королем после этого? Я уже вообще ничего не понимаю - бормотал парень, не зная он ли сошел с ума или отец что-то напутал, хотя нет, отец не мог путать, а может у него вдруг возникли проблемы со слухом?

 Отправлено: 05.12.17 00:19. Заголовок: Уилл пишет: Тут нас..

Уилл пишет:

цитата:

Тут настал черед Уиллу удивиться, да так что глаза готовы были вылезти из орбит. Парень даже не удержался на ногах, а плюхнулся побитой пятой точкой в кресло, что заставило его сморщиться и выдохнуть, хотя на сиденье лежала заботливо подложенная, для себя любимого, подушка. - Король? Зачинщик бунта? Но как...как...как он мог стать королем после этого? Я уже вообще ничего не понимаю - бормотал парень, не зная он ли сошел с ума или отец что-то напутал, хотя нет, отец не мог путать, а может у него вдруг возникли проблемы со слухом?

Заметив действие сына, Генрих беззлобно рассмеялся.

- И я ничего не понял, когда через неделю столкнулся с ним на хоз.дворе, и город...Все хорошо знали что он остался в замке, ну или почти все, но когда Виктория объявила о том что выходит замуж, и дело дошло до официального представления, лица у народа были примерно такие же как и у тебя. Я хорошо помню этот весенний день, когда я стоял в оцеплении, недалеко от площади. Было так интересно наблюдать за всеми. Какие только не выдвигались потом слухи. И что он её приворожил, и что она после бунта от осознания что не может удержать власть тронулась умом, и то что её просто напросто подменили...И многое другое, но было куда проще и куда сложнее. Они просто любили и любят до сих пор друг друга. И на бунт этот он пошёл лишь потому что ему не нужна была ни власть, ни корона, а лишь она.Он вообще влюбился в неё с первого взгляда, долгие месяцы сходил с ума от ревности, понимая, что долго править одной нельзя, что совсем скоро она обязана будет выбрать себе супруга. Род то надо продолжать. К ней приезжали многие послы, герцоги, бароны, и каждый раз видя их выходящими из тронного зала он просто сгорал от жгучей ревности и обиды. Они были благородными, у всех у них было много богатств, они были хороши собой, а он? Он сын ремесленника, обученный когда-то искусству алхимии и дать ей он ничего не в силах. Болтали даже что есть у неё то ли жених, то ли любовник. Какого и где любовника ей успели приписать она сама даже потом не могла вспомнить, как не пытались, но люди часто любят преувеличивать и трепать всякие небылицы. Вот наслушавшись их, он и решился на свой безумный план, втянув за одно и меня. Но когда всё это затевалось мы не были друзьями, даже приятелями назвать было сложно. Поэтому всё это я узнал уже куда позднее. Конечно то, что силой она его не будет, Северин понял уже потом, намного позднее. Но любовь часто толкает на глупости, заставляя сердце затмевать разум.

-Что же касается приговора...Да, приговор действительно был. Ему никто не мешал уйти из города. Оковы были сняты, путь совершенно свободен и он хотел это сделать. Он медленно направился в сторону ворот, пока не дойдя до старых колонн, не вспомнил об одной книге. Это был его трактат. Он собирал его всю жизнь, сколько себя помнил, начиная ещё с детских ученических лет. Там было описано очень многое и такая книга могла стать истинным сокровищем для всех будущих алхимиков замка, но почему он должен отдавать им то, что заработал сам? Приговор конечно был, и он обязан был покинуть столицу до захода солнца, но ведь никто не запрещает вернуться и забрать вещи. Ему не нужно было ничего, только книга, но тем не менее он повернул обратно. Дойдя до замка и до своей комнаты, он взял её с грустью осматривая обстановку и вспоминая всё что было. То, к чему привела его выходка он понял слишком поздно. Если раньше хотя бы издалека он мог видеть её, быть с ней рядом, то сейчас он навсегда лишался этого права. Я не знаю что в тот день заставило Викторию спустится вниз, наверное тоже воспоминания, хотя у них не было до этого никаких вообще отношений, кроме деловых. Во всяком случае они старались этого не показывать. И там они умудрились встретится.
Как ты помнишь, есть такой старинный закон, по которому королева имеет право отменить или изменить единожды назначенный приговор. Так вот пользуясь этим правом она поинтересовалась о том, на что он согласен ради второго шанса. Он не поверил, решил что она издевается и они поругались. Он был ей никто, просто бывший советник, алхимик, бывший служащий в её замке. Он был изгнанником, и поэтому мог особо себя не сдерживать в словах. А Виктория неожиданно проявила себя не только королевой или дамой,как это принято в высшем обществе, а вполне живым человеком, с чувствами, эмоциями и прочим. Она не хотела что бы он уходил, но и умолять она его не собиралась. Высказав всё что думает, она хлопнула дверью, уходя прочь, обронив что если тот всё же поверит, что это не шутка, то он знает где её найти. Он знал, действительно знал и он пошёл туда. Что у них там было я не знаю. Северин так и не признался, но факт в том, что она изменила этот приговор.

Меня ж как понимаешь после той порки вообще на неделю вышвырнули в вынужденный отпуск, пока раны не затянутся. Сам ведь знаешь что после этого сам мало кто может встать. Из лазарета меня выпустили конечно на следующий день, ближе к вечеру, но вот от любой работы я был отстранён. Правда лежать долго дома я не мог, деньги были нужны, да ещё твой дед с бабушкой приехали...Решив что нам нужна помощь с переездом. Пусть и не на всю страну, но на ближайшую округу слухи успели распространится. К счастью их удалось успокоить, сказать что никуда мы не переезжаем, что всё хорошо, но отношения были мягко говоря натянутыми. Поэтому через три дня я отправился обратно, прося хотя бы лёгкую работу. И немного подумав такая работа действительно нашлась. Тем более что Виктория взялась за реконструкцию замка. Её видите ли то одно не устраивало, то другое, то третье, поэтому приходилось выполнять различные работы, а к своим непосредственным обязанностям я вернулся лишь спустя неделю. Я заступал в первый ночной караул, время ещё было и я вышел во двор, что бы немного проветрится. Вот там-то я и столкнулся с выходящим из подсобного помещения Северина. Сначала я решил что я спятил, или что это призрак, но он усмехнулся, подтвердил что он живой и здоровый, дотронулся до меня. И как-то мы разговорились, вспоминая всё что было и к чему это привело. Вот это как раз и стало началом нашей дружбы. Не всех она устраивала, кто-то даже пытался "стучать" на нас, якобы мы затеваем новый заговор, хоть это и было ложью, но Виктория тогда хорошо разогнала все обвинения. Но тем не менее пролетали дни, недели, месяцы и через какое-то время случилось то, что случилось. Он стал королём, я присоединился к его отряду. Королю нельзя без свиты, это хорошо знают все, поэтому когда речь зашла о короне, Виктория первым делом приказала собрать список людей, которые бы могли ему пригодится. И для неё, и для меня стало достаточной неожиданностью то, что я оказался в этом списке, но приказ он назначении она подписала. Ты наверное не помнишь тот день. Мал ещё слишком был. Узнав о своём увольнении и переводе на новую должность, я получив жалованье, накупил гору подарков, сладостей и притащив всё это просто вывалил на пол. Ну а потом...Потом меня закружила та работа, в которой я собственно пребываю и сейчас. Вот такая вот удивительная история, похожая на сказку. но в то же время совершенно реальная.
Генрих встал рядом с креслом, взъерошив волосы на голове сына.

 Отправлено: 05.12.17 17:59. Заголовок: С огромным интересом..

С огромным интересом, затаив дыхание и боясь пропустить хоть слово, слушал Уилл рассказ отца, похожий на сказку, на то чего не бывает в жизни, но является самой настоящей правдой.
- Пап, я думаю, уверен, что принц ничего не знает, он во хмелю б обязательно проговорился, но я не скажу ему ничего и никогда. И никому на свете не скажу.
- И я всё время думаю, как же сильна любовь между королем и королевой! Недаром у нас все говорят - фаворит королевы - король, а фаворитка короля - королева! Теперь я понимаю почему! В их семье на самом деле царит глубокая любовь, понимание, взаимное уважение и спокойствие между супругами, это я сам вижу, не слепой. Северин...он же Викторию любил и любит, её саму, не потому что она королева, а потому что она это она, ему - я ведь понял это сейчас - не нужна ни власть, ни деньги, ни слава. А она наверное после того неудачного бунта и обратила на него внимание, заметила, выделила среди придворных лизоблюдов и мелких интриганов.
Про себя Уилл подумал, что значит тот бунт был не напрасен, не случаен, раз на этот свете одной счастливой четой стало больше.

Парень почувствовал руку отца на своей голове и ему хотелось, чтоб эти моменты душевной близости длились, если не вечно, то как можно дольше.